База данных "Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XX в." (с) ПСТГУ, ПСТБИ (с) Братство во Имя Всемилостивого Спаса
Пимен (Михаил) Неточная дата рождения19001915гг. Место рожденияАлтайский р., г.Алейск иеромонах
Был единственным сыном в крестьянской семье ПЕРИОДЫ ЖИЗНИ[до 1943г.]
[до 1967(?)г.]
Алтайский край, Алейский район Должностьпономарь, чтец, певчий церковного хора
С детства служил пономарем в храме, хорошо знал службу, читал, пел.
В армию его не брали слабый, комиссию не прошел.
Из рассказа о.Пимена: "Мои друзья все поженились, у них уже дети... Мне и говорят: "Миш, ну что же ты? Вон, Мария-то Панова смотри девица какая! Женись". Я знал Марию прекрасно. Хорошая девушка. Проводил ее до дома. А потом вернулся в храм, зашел в алтарь сто поклонов земных сделал, так что даже рубашка взмокла... Пришел домой, со скотиной убрался и лег спать. Утром встаю слабость какую-то ощущаю. День, неделя не могу кушать, аппетит потерялся. Две недели, три недели проходит ничего не могу есть. Водички попью и все. А ничего не болит. Усталость какая-то и все. Мама переживает : что с сыном?.. Пока еще крепость была, ходил, управлялся с делами. А потом уже и ходить не могу. Тогда мама пригласила священника поисповедовал он меня, причастил, месяц спустя пришел еще раз пособоровал. На прощание батюшка сказал мамочке:
"На все Божья воля". Тогда мама поняла, Уж раз батюшка сказал значит дело худо. Мать вернулась бух на колени. поклоны, слезы. Папа пришел, рядом встал и плачет... Давай с матерью вместе молиться. А я лежу в лежку. До того истощал, что понял мне уже не жениться. Какой я жених сам себя не таскаю. И понял я, что нет мне благословения на женитьбу. "Господи, оставь меня живым, прошу, маму жалко, как она плачет... Если я умру, не знаю, останется ли мамочка в живых"... После этого я помаленьку стал кушать и поправляться. Потом папе и говорю: "Запрягай лошадку, вези меня в церковь". Папа меня под руку, мать под вторую из саней вытаскивают, в церковь ведут. А люди смотрят, шепчутся: "Слава Богу!" Рады люди. А Мария стоит, нос повесила не знает, куда определить себя. И Мария осталась одна, и я один. Вот так. Вот такая судьба... Потом, когда я уже стал служить, батюшка спросил меня:
Ну что, Миша, жениться будешь или как?
Нет, какое там! Какой я жених... Стал пономарем в Алейске" Алтайский край, г.Алейск Должностьпономарь, иеродиакон, иеромонах
Из рассказа о.Пимена: "Потом рукоположили в диакона, через два месяца в священника. Стал иеромонахом Пименом. Два года прослужил увидел во сне: нашу церковь ломать будут. И показано было, кто именно из нашего села будет храм ломать. И через 2 года пришло это время. Те самые люди, которых я во сне видел, которых хорошо знал, церковь на замок, меня за бороду (а борода-то еще была три волосинки), в вагон и на Колыму"
Колымский ИТЛ Год окончания1943
Из рассказа о.Пимена: "Ну как везли [на Колыму] известно. В телячьих вагонах. В чем захватили, в том и поехали. Ни подушечки, ни ложечки, ни хлебушка... Привезли нас на Колыму а там уже тысячи людей работают. Много накопилось "врагов Советской власти". Мы пополнение "врагам". Заставили меня рыбу чистить, иные пилят лес, а эти бочки делают. Разговаривать запрещено было
как на работе, так и за столом. И часовой стоит ночью чтобы не было никакого разговора: если заговорил бунтовщик. Кормили нас одними вареными рыбьими головками. Полный таз этих головок принесут, кружка или две кипятка, без заварки, без сахара, вот и все пропитание. Все обовшивели, грязные-прегрязные, уставшие-преуставшие. Жили в казармах. На нары из бревен веток накидают вот и постель. Одежды никакой не давали. В чем приехали в том и работали, одежда наша и постель нам, и подушка... Рыбу солили и в бочках катили на пароход. Работали только заключенные, а конвоиры были гражданские. Вооруженные. И плетки у них были. Работали мы буквально до смерти. Кто не может расстреливали и закапывали, как собак... И вот я насмелился сказал как-то вслух:
Вот, нас пасут, как скотинушку, и кормят, как скотинушку. А часовой хоть у двери стоял... увидел и услышал:
Кто это говорит? Подошел. За руку меня поймал, руки как клещи:
А ну-ка, бунтовщик! Выходи! Вытащил меня из-за скамейки. Вывел на улицу, шапку снял с меня. С крыши капель снег и дождь. Поставил под капель. Каплет мне прямо в темечко. Я стою. Чувствую голова замерзает. А часовой мне кричит:
Стой!!! Хотел прикладом меня ударить размахнулся. Думаю: то ли сейчас зубы вылетят, то ли глаза, то ли нос перебьет. Но не ударил, так как я стою смирно. Думаю: что будет то будь... Потом голова закружилась, закачался я, упал не помню как. Когда очнулся уже лежал на кровати в больнице. Голова как будто в огне горит, и кажется огромной, как бочка. Температура страшная. аппетит исчез. Долгое время даже слова сказать не мог такая адская боль была. И не знал, что со мной. Потом узнал, что у меня менингит страшная болезнь. Ко мне подходили, спрашивали:
Ты зачем сюда приехал?
Не знаю....
Откуда? А я только: "Мама, мама! Папа, папа! Возьмите меня!" В это время на Колыму привезли пополнение, и конвоирам, когда они направлялись обратно, велели: "Возьмите вон того мальчика, который все кричит: "мама, мама!". Увезите его, он еще молодой... ". Короче, списали меня как совсем не годного к работе, как не жильца на этом свете. Отдали документы... "
Алтайский край, г.Алейск иеромонах Год начала1943
Из рассказа о.Пимена: "Конвоиры доставили меня домой, в Алейск, в отцовский дом, прямо по адресу. Перешагнули через порог папочка дома был, мамочки не было. Как папочка увидал меня так упал на колени: "Ой!!! Миша приехал!" Мама пришла вскоре. Наплакались. А потом покормили, чем было, милиционеров. Хорошо, говорят, что меня привезли. А я упал не знаю, сколько и спал. А проснулся голова болит, и болит, и болит. Стану молиться мне легче. Сяду молиться мне легче. Взялся читать Псалтирь. Читал, читал и упал, не знаю, сколько я спал. Когда упал меня не стали трогать. Так и стал читать до тех пор, пока не упаду и не засну. Очнусь начинаю снова. Только молитва мне и помогала. А потом соседка приносит газету: "Батюшка, смотри-ка, приказ Сталина надеть погоны, открыть церкви... ". Это был 1943 год. Что-то изменилось в стране, если случилось такое. Прочитали, поплакали, порадовались, сели, чайку попили, молча посидели. Потом ушла соседка. Через два часа приезжает председатель Алейского исполкома, а с ним два дедули: "Здравствуйте, батюшка, вот газета вышла. Приказ открыть церкви! Мы церковь уже освободили, зерно убрали, почистили, помыли все. Люди стоят- ждут. Приехали за Вами. Как ваше здоровье? Вы сможете служить?" А я на них смотрю, молчу, не знаю, как отвечать. Какое мое здоровье? Только что сижу, только что едва хожу... Сильно голова болит, менингит это ужасная болезнь. Они меня второй, третий раз спрашивают:
Батюшка, ну что Вы не отвечаете? Сможете служить? Поедемте! А я молчу не знаю, как отвечать. Они снова начали:
Батюшка, вот смотрите церкви открыли а ведь ни одного священника нет, всех порасстреляли, только Вы один остались. Я подумал-подумал, поднимаю палец, на восток показываю и говорю:
А туда обратно вы не увезете меня?
Нет-нет, это уже все прошло!....
Ладно, давайте одежду! Одели меня, посадили на телегу, привезли к той самой церкви, из которой брали. Как я глянул упал на колени, слезы потекли ручьем. Не мог своими ногами идти... На коленях полз я до алтаря, и все плакал. Люди встали на колени и тоже плакали. У меня дома был подрясник, крест надел все. Заполз кое-как в алтарь, старички со мною зашли. Престол был закрыт клеенками, простынями. Раскрыли на престоле крестик маленький лежит и Евангелие. Слава Богу, хоть Евангелие сохранилось. Принесли свечи зажгли. Пришел псаломщик: "Давай, батюшка, возглас!" Поставили меня на ноги. А я не могу стоять плачу. Слезы сдавили горло. Два старичка меня подняли один справа, другой слева, помогли поднять руки. Я только сказал: "Благословен Бог!" И упал. Не мог стоять на ногах. Залился слезами. Люди снова заплакали. Снова подняли меня. Я тогда набрался силы, только сказал: "Благословен Бог наш и ныне и присно и во веки веков!" и упал опять. Они тогда сами сказали: "Аминь!" и пошла служба. Просфоры постряпали принесли, чашу принесли, кагор все у людей нашлось. Трое суток я не выходил из церкви трое суток молился. Не кушал, не пил, даже на улочку не ходил по естеству. Голова упадет задремлю ненадолго, проснусь и опять служба. Ночью и днем. Люди не хотели уходить из церкви так наскучались по службе. Настолько были рады, настолько хотели молиться! Одни уходят другие приходят: "Батюшка, нам бы покреститься, исповедаться..." На четвертые сутки совсем без сил я вышел в церковный двор. Мне говорят: "Батюшка, вам сторожку истопили, вычистили, вымыли. Пойдем туда!" Я упал и спал не знаю сколько. Две недели прошло, я думаю: "Надо бы домой за бельем съездить". Я только за ворота вышел, только перекрестился у меня голова закружилась. Упал я и не помню, как упал. И слышу, как в душе у меня слова звучат: "Молись! Пошли человека белье принесут. Молись!" И я очнулся. Боже! Бог повелевает молиться! Даже упал и то молись. Вернули меня в сторожку. Потом белье принесли, вымылся я горячей водичкой. И слава Богу! И стал молиться. Вот с этого момента Господь даровал мне прозорливость. Вижу каждого человека каков он. Мысли вижу людей. Будущее знаю каждого человека. Страшно говорить даже об этом. Никому до того не рассказывал. Тебе же, Валентин [прот.Валентину Бирюкову, посетившего о.Пимена в 1965г.], говорю, как сыну: это не мое, это Господь даровал такую крепость силы... Заранее открыто было мне, что Никита Сергеевич Хрущев закроет нашу церковь. Я сказал тем самым двум старичкам, которые привели меня в церковь в 1943 году: "Завтра мы служим последнюю службу. После службы к нам придут церковь закрывать по приказу Хрущева". Так все и случилось. Убрали мы все святыни, книги. Выходим из алтаря. Смотрим стоят четыре человека. Два милиционера и двое из исполкома. У них уже замки свои, пломбы свои. Я говорю моим старичкам: "Идите со мной рядом. Сейчас к нам подойдут и назовут меня по имени-отчеству... Идут эти люди к нам навстречу: "Вот Михаил... называют меня по имени-отчеству, по приказу Хрущева ваша церковь закрывается". Я только сказал им: "Не наша воля, а ваша воля. Пока... " Они свои два замка повесили на обе двери, а также две пломбы..."
Из рассказа о.Пимена: "Был у меня антиминс, и стал я совершать службу дома, по ночам, в спаленке, где помещалось человек пять. Стали помогать мне монахиня, матушка Мария Яковлевна и несколько старушек. Все делалось втайне, на службу приходили только доверенные люди. Ну, и у кого какая нужда требы тоже исполнял помаленьку... "
Однажды к о.Пимену пришли милиционеры с целью арестовать его, но это не вышло.
Из рассказа о.Пимена: "Приближалась Пасха, готовились совершать ночную службу. Но языки довели милиция об этом узнала. Ну, и я, по милости Божией, знал, что в эту Пасху, в 5 часов утра, придут пять милиционеров, чтобы захватить нас за то, что мы совершаем службу. Служили мы, завешивая окна одеялами, чтобы свет не просвечивался, и на улице, и у соседей, и возле дома много глаз. Службу закончили пораньше: уже в 3 часа ночи все ушли. Открыли двери, освежили комнату, чтоб в воздухе не чувствовался запах ладана. Все прибрали чтобы признака не было, что здесь проходила служба. Я стою, молюсь, канон читаю Пасхальный. В епитрахили, с крестом. Свечи горят, сени открыты, двери открыты, калитка открыта. В пятом часу в дверь стучатся. Матушка Мария Яковлевна приглашает: "Заходите!" Заходят пятеро милиционеров. А я приготовил в прихожей 6 стульев: 5 в ряд и один напротив. Они входят, как в фуражках пришли, так и стоят. Я знаю, что они благословения брать не будут. Подхожу каждому ручку подаю: "Ну, здравствуй, Иван Петрович, здравствуй, Григорий Васильевич!..." Каждого называю по имени-отчеству. Один снимает фуражку и говорит: "Я таких людей еще не видел. Не знает нас, а по имени-отчеству назвал...." А я им отвечаю: "Садитесь, милые сынки, вы пришли меня поймать, да сами попались!" Они думают: как попались? Что это, засада какая-то? Оглядываются кругом нет, никого нет, никакой помехи. Тогда я говорю им: "Мы живем в мире, где царствует грех. А грехи такие бывают... И начал. Рассказа одному все его грехи "от" и "до". Другому, третьему. Они: "Батюшка! Так это Вы про меня говорите!" И другой, и третий так же. А я то же четвертому, и пятому. Тогда они обомлели: "Батюшка! Учи нас! Мы ничего не понимаем. Только не говори никому про это!" Отвечаю:
Вы сами не скажите. Я-то не скажу...
Нет, нет! Не скажем никому. А они опять просят:
Батюшка! Учи нас! Покрести нас. Прощаясь, сказали:
Батюшка! Что надо говори! Во всем поможем. И так они стали помогать с большой любовью помогали. В ночное время огород копали. Посадили ночью, чтобы никто не видел, а сами нарядились так, чтобы их не узнали. Дров привезли. Колодец вычистили. Оградку отремонтировали. Картошку окучили и всю выкопали спаси их, Господи! Не давали мне ничего делать: "Батюшка! учи нас, учи!" Все покрестились. Всех их повенчал тут, в домике. Такие стали друзья с ними!"
Протоиерей Валентин Бирюков об иеромонахе Пимене [1]: "Услышал я о нем в декабре 1965г. от женщины, которую встретил в Барнауле, в доме Клавдии Устюжаниной, к которой я приезжал узнать о случившемся с ней чуде исцеления. Женщина та зашла к Клавдии: "Клавочка! У какого батюшки я побывала! Он мне два таких греха облегчил..." Спросил я у нее адрес того батюшки, да прямо и поехал к о.Пимену в Алейск. Я сам тогда еще не был священником, пел в церковном хоре в с.Тогур... Пришел к нему на квартиру. Выходит келейница батюшки, Мария Яковлевна, старушка-монашка:
Батюшка, гость к нам приехал...
Знаю, матушка, знаю, отвечает он. Смотрю идет худенький священник, лет пятидесяти, бородка наполовину седая. Подходит ко мне, снимает пальто, берет меня под локоток: "Пойдем. Будем водосвятный молебен служить. Сейчас мать приедет, у нее сын Анатолий как пришел из армии, так два месяца в больнице пролежал. Но не помогла ему больница ничем, Святой водички ему надо". А сам готовит все для молебна: ставит на стол водосвятную чашу, кладет требник,... надевает епитрахиль и крест стоит, ждет. Ну, я думал они уже договоренные с той женщиной, которую мы ждали. Наконец, она приходит:
Батюшка! Можно Вас попросить...
Ну давай, мать, раздевайся, бидон давай сюда... Вода уже налита, все приготовлено.
"Благословен Бог наш..." начал батюшка.
Я помогал ему петь. Сотворили водосвятный молебен.
Батюшка! Когда еще приходить?
Никогда! Сын твой духовно больной, но сейчас ему уже получше. Пусть по ложечке или по полстаканчика святой водички пьет натощак, молитвы читает вот и поправится. Будет работать, хорошая у него работа будет, он у тебя молодец.
Да, он хороший сынок... Батюшка, спаси Господи! кланяется ему женщина. Пошел о.Пимен в свою комнатку требник класть. Маленькая такая комнатка спальная, он в ней и молился по ночам. Как келейка она у него была. Я же за той женщиной. Спрашиваю:
Вы уже были сегодня у батюшки?
Нет. Никогда прежде не была! В первый раз пришла. Я сразу понял: правду говорили мне, что он прозорливец, иеромонах Пимен. Только скорей, скорей отхожу от той женщины. Думаю,: сейчас батюшка меня увидит, неудобно будет, что я такой любопытный. Тут батюшка идет, сразу ко мне:
Ну вот, теперь будешь знать... Я покраснел до пяток. Как он узнал, что я полюбопытствовал у этой женщины?
Ну ничего, пойдем....
Батюшка, обед готов, говорит матушка Мария Яковлевна. Помолились мы, сели за стол...Я хлебнул супа и так он мне понравился..., начал есть быстро-быстро, по-солдатски, а сам думаю: "Какой вкусный суп!" А батюшка мне и говорит на ухо: "Да вот и потому и вкусный, что матушка Мария Яковлевна готовит. Она монашка, все монашеские правила вычитывает. И все с молитвой делает зажигает огонек лампадки, от лампадки печку зажигает... Вот она чистит картошечку "Господи благослови!" Все крестит. Крупы сыплет ли, капусту ли кладет, морковочку, свеклу, водичку льет, все крестит, все с молитвочкой. Она без молитвы не живет. Вот поэтому и вкусный суп". Я только на него посмотрел и думаю: "Как он жил, что мои мысли знает?" Он мне сразу отвечает: "А вот сейчас покушаем я и расскажу, как я жил". Ох ты, Господи! Опять я попался! Я тогда понял, что он правда прозорливый. Видит меня насквозь. Мысли знает. Это какую духовную силу надо! Я тогда прошу мысленно: "Господи! Дай мне хорошие мысли" а сам ложкой работаю. Он мне прямо тут же говорит: "Вот-вот! Проси Господа, чтобы Он даровал тебе хорошие мысли". Боже мой! Я испугался. Мне неудобно уже смотреть на батюшку. Пододвигаю второе гречневая каша была уписываю кашу и уже не смотрю, а только думаю: "Господи Иисусе Христе, Сыне божий, помилуй мя, грешного!" и слышу над ухом: "Вот-вот, всегда Иисусову молитву читай. Монахи не разговаривают ни о чем только Иисусову молитву читают. Так и ты. И враг уже не влезет в душу, потому что там Бог работает Духом Своим". ...Наконец, закончили трапезу, поблагодарили Господа. Я иконам поклонился, хозяевам... "Ну, пойдем в горницу, будем беседовать" и пошел впереди, а я за ним. Когда зашли, увидел я у него на стене часы... Подумал: "Сколько времени у меня осталось до отхода поезда?" как о.Пимен, не оглядываясь, говорит: "Два часа до отхода поезда. Мы успеем... поговорить". Я остолбенел. Не могу двинуться с места. То хоть рядом сидел, а то затылком ко мне и мысли мои узнал!
Ну, что ты испугался-то? Кого ты испугался? Я же тебе не враг. А что испугался так это тебе полезно. Будешь чтить Бога". Я сажусь и боюсь: вдруг мысли какие нехорошие могут быть, непрошено.
Садись, ничего... Не бойся. Искушений не будет со мной... Чтобы нехорошие мысли в душу не лезли, надо душу свою закрывать духовно Божьим Законом. Не болтовней заниматься, а с Богом разговаривать... Прощаясь, я поклонился и сказал ему:
Спасибо Вам большое! А он грозно так на меня глаза вскинул:
Проси прощения!
А за что?
Неправильное ты слово сказал.
А как надо?
Спаси Бог! громко произнес о.Пимен. Так и надо говорить: Спаси Христос! Спаси Господь! Скажи всем. ...Условия жизни его были только скорбные. Он сам был худеньким, слабеньким, даже больным, а духом такая сила! Вот и судите зло или благо болезнь, если телесный недуг помогал держать душу в чистоте. Через два года после нашей встречи отец Пимен отошел ко Господу... А его уроки до сих пор у меня в памяти..."