База данных "Новомученики, исповедники, за Христа пострадавшие в годы гонений на Русскую Православную Церковь в XX в." (с) ПСТГУ, ПСТБИ (с) Братство во Имя Всемилостивого Спаса
Осуждения Бельская уездная ЧК ./08/1918 Обвинение"агитация против Советской власти, распространение слухов о восстании в Бельском уезде" Приговоросвободить
Архив УФСБ Смоленской обл. Фонд снятых дел. Д.3434-с [Дело Бельской ЧК
по обвинению диакона Василия Иванова, 1918].
В комиссии ЧК было заведено дело по обвинению
диакона Василия в агитации против советской власти и постановлено
"мерой пресечения способов устранения от Следствия и Суда в отношении
гр. Иванова избрать содержание его в тюрьме".
В день ареста обвиняемый был допрошен.
На допросе отказался признать себя виновным в распространении слухов о восстании.
Признал, что выражал пожелание прекращения кровопролития и говорил о плохой
работе городского продовольственного комитета
На допросе о.Василий показал: "Идя в церковь к службе, я увидел сидящих на лавочке трех красноармейцев, которые курили, и подошел к ним, попросив у них покурить... Они меня угостили..., и я с ними завел разговор о текущем моменте, а именно, я им говорил, что не нужно кровопролития, а чтобы все обошлось спокойно и хорошо... Что я говорил, что в Холмовской вол. произошло восстание из-за братьев Селицких, что они приказали косить рожь красноармейцам это неправда и я этого не говорил. Относительно Винного Склада я говорил, что перегоняют денатурированный спирт на чистый. Они у меня спросили, есть ли водка, я им сказал, что я слышал, будто есть. Относительно продовольствия я им говорил, что плохо работает Продовольственный городской Комитет о представке хлеба".
Жена о.Василия Матрона Игнатьевна много раз обращалась к властям с ходатайствами
об освобождении мужа.
В обращении в ЧК 22 июля 1918г. она писала: "Муж никаких контрреволюционных разговоров нигде не ведет, и это может подтвердить весь город".
Она уверяла: "Наоборот, принадлежа к пролетариям и живя в большом недостатке, он искренне сочувствовал благим начинаниям советской власти к поднятию благосостояния бедноты. Разговор же его с красноармейцами ничего преступного не носил и был самый обыкновенный разговор "при перекурке", в котором он без всякой задней мысли, при взаимной откровенности, передал всем хорошо известные, ходячие по городу слухи о причинах Холмского восстания и говорил, что, при ужасной голодовке всей семьи, он не может без болезненных явлений есть семена клевера".
В этом и других обращениях Матрона Игнатьевна, убеждая различные инстанции
в невиновности мужа и прося поскорее рассмотреть дело и освободить супруга
под поручительству причта и прихожан, рассказывала о бедности, в которой живет
их семья (в ней было четверо детей в возрасте от 3 до 13 лет),
взывая к советской власти о сострадании.
Всего в деле находится 6 ее обращений, причем не только в Бельскую ЧК,
но и в чрезвычайную комиссию в Смоленск, и в окружной народный суд, и
в уездный отдел юстиции.
Все эти инстанции переправляли ее прошения "на распоряжение" в Бельскую ЧК.
Даже в Смоленской губернской ЧК, хотя она и была инстанцией более высокого уровня,
на прошении Матроны Игнатьевны была положена резолюция: "Так как дело Иванова находится в чрезвычайной комиссии Бельского совдепа, обвинение последнему предъявлено, виновность его доказана, то вопрос может быть разрешен лишь комиссией Бельского совдепа".
Матрона Игнатьевна со скорбью писала в своих прошениях, что "в настоящее время
решительно не имеет никаких средств к существованию", что семья "жила только на жалование,
получаемое мужем от церкви": "Лишение же его свободы повергло меня с... семьею в ужасное бедствие: я сижу положительно без копейки, голодная и холодная. Сам он, хотя и с трудом, чуть не милостынею, кое-как питал нас, теперь же мы положительно по целым дням голодуем... Обращаюсь в чрезвычайную комиссию с слезною мольбою освободить моего мужа из тюрьмы, хотя под подписку, и тем не дать мне с малолетними детьми умереть голодною смертию".
Одно из ее обращений подписано 90 прихожанами Воскресенской церкви,
подтвердившими: "Никогда не слышали от о.Василия осуждения советской власти или какой-нибудь агитации против нее и знаем его лишь как "усердного церковного служителя, отличающегося безукоризненным поведением".
К другому обращению приложено заявление всех членов причта Воскресенской
церкви (трех священников и диакона), в котором они изъявляют готовность быть
перед чрезвычайной комиссией поручителями за своего сослуживца в том, что он
по первому требованию комиссии явится на суд или для проведения следствия,
и сообщается, что поручителями за него готовы стать и прихожане.
Эти прошения увенчались успехом.
20 августа 1918г., после того, как о.Василий отсидел в тюрьме более
месяца, Бельская Чрезвычайная Комиссия, "принимая во внимание, что
следствие над Ивановым закончено", приняла решение освободить его из
заключения "под подписку о явке на суд или следствие".
На следующий день он был выпущен из тюрьмы.
О.Василий жил действительно очень бедно: чрезвычайная комиссия, отпуская его под
"подписку о неотлучке", даже не взяла с него залога, что случалось
тогда далеко не во всех случаях.
Крайняя бедность (он, хотя и был диаконом, служил псаломщиком и на ставке
псаломщика, а материальное положение простого псаломщика и до
революции было достаточно трудным), "принадлежность к пролетариям", о
которой писала жена, вышеупомянутые обращения в различные инстанции, а
также то счастливое обстоятельство, что комиссия рассмотрела его дело
и отпустила его до 30 августа до начала жестокого сентябрьского этапа
"красного террора" послужили тому, что дело в отношении него ничем
не закончилось.
В деле нет никакого решения чрезвычайной комиссии.
То, что отцу Василию пришлось перенести, 1 месяц и 1 неделю тюремного
заключения, повидимому и было наказанием, которое считала необходимым
наложить на него Бельская ЧК.
Кроме его допроса и допроса одного свидетеля, сделанных в день ареста,
в деле в течение всего последующего времени, пока он сидел в тюрьме,
нет никаких следов активности следствия, никто не допрашивался и для допросов
не вызывался